...Если бы ворон, одетый во мрак, имел
золотые крылья, если бы ночь имела
сиянье солнца, если бы назгулы умели
петь...
... Но тогда и ворон не был бы сам собою,
и ведь только ночь имеет вражду со
светилом, и тогда бы не был назгулом
поющий назгул...
Багряные лучи восходящего солнца слабо прорывались через аспидную дымку, окутывающую Мордор. Однако, светило не придало тёплого окраса мёртвым землям - они остались такими же обугленными и суровыми. Рассвет лишь добавил кровавый оттенок владениям Тьмы.
Высокая фигура, облачённая в чёрный плащ, под которым скрывались мощные тяжёлые латы, уже долго смотрела на болезненно-бледный восход солнца.
Рядом с мрачным воином, съёжившись и изогнув динную чешуйчастую шею, сидело странное существо. Оно угрюмо косилось жёлтым глазом на восток и, время от времени, нетерпеливо встряхивало громадными чёрными крыльями, словно желая взлететь.
Назгул и его чудовищный "конь". Тварь издала низкое рычание, повернув морду к хозяину.
Тот не шелохнулся. Его глаза, невидимые другим, пристально смотрели на солнце, безуспешно пытающееся рассеять мрак Мордора.
Исполинское существо вновь заворчало и даже слегка приподнялось со своего места - ему не терпелось размять крылья.
- Успокойся, - велел холодный властный голос.
Назгул поглядел на тварь. Не гневно, не угрожающе. Однако, монстр тут же отступил на шаг в нерешительности и опустил страшную морду.
Никто никогда не увидит лиц назгулов, разве что в мире теней. А это крылатое порождение Тьмы видело каждую черточку хозяина. И, что самое главное, видело его глаза.
Лицо - прекрасное, мужественное и властное. Оно было бледно настолько, что казалось подёрнутым призрачной дымкой. И там, под тяжёлыми царственными бровями, на этом грозном челе - два ясно-голубых глаза...
Он выглядел сурово и безжалостно, но глаза... В них была истина. Бессмертная печаль, боль, понимание своего бремени, раскаяние, желание вернуть прошлое и исправить роковую ошибку - отдать Ему проклятое кольцо, отречься от Его власти...
... и неизбежность. Иногда, назгулу приходила мысль, что из зловещей девятки только он один помнит, кем он был.
Тихий свистящий хрип послышался из-под чёрного капюшона.
Саурон исказил его сущность, разрушил его тело, превратив в наводящего страх призрака, убил все чувства, искорёжил разум, заточив в оковы своей власти.
Назгул не смел ослушаться своего владыки, не мог выразить свой протест против тёмных дел. Но когда-то назгул был величайшим воином и повелителем, и его было нелегко сломить. Возможно, Саурон считал, что душа улайри полностью принадлежит ему, но на самом деле, где-то в глубине погасшего сердца, призрак хранил память о прошлом и смертельную ненависть к Тёмному Властелину.
Назгул снова тяжко вздохнул. И вновь страшный предсмертный хрип вырвался из-под капюшона. Саурон изменил его в угоду своим замыслам - каждое движение назгула повергало врагов в ужас. Вздох превращался в хошмарное злобное шипение, взгляд прожигал душу насквозь, и даже призрачные слёзы, которые выкатились из глаз только у одного улайри и только однажды, даже они, упав на землю ядовитыми каплями, застыли чёрной блестящей рудой, несущей смерть.
"Слёзы назгула" - проклятые кристаллы, найти которых сулило скорую гибель. Слёзы назгула...
"Да что они поймут?! - подумал улайри. - Теперь я абсолютное зло, у которого не должно быть чувств. А у меня они есть, однако, ничто живое не поверит, что в чёрной душе назгула есть светлое пятнышко..."
Назгул с силой дёрнул на себя стальную перчатку, поправляя. Крылатое чудовище подняло шею и переступило лапами.
"Саурон сказал - наше дело подчиниться, - сказал негромко назгул, постукивая пальцами по чешуйчатой голове твари. - Вперёд!"
Свистнул чёрный плащ. Сильным молниеносным прыжком улайри оказался на спине своего "коня". Существо вытянуло длинную шею и протяжно зарычало. С гулом рассекли воздух могучие крылья, пепел и прах Мордора взвился в сумрачное небо.
- Вперёд. В Минас-Тирит.
Чудовище тряхнуло уродливой мордой, подобралось, оттолкнулось сильными когтистыми лапами и взмыло вверх, тяжело махая кожистыми крыльями. Ссутулившаяся фигура в чёрном верхом на этом порождении Тьмы, выглядела зловеще. Мгновение - и она скрылась за хребтами Хмурых Гор.
И т и л и е н. У т р о.
Крылья с шумом ударяли по воздуху. Внизу пролетали селенья, луга, крепости. На горизонте уже серебрился Андуин, переливаясь в лучах солнца.
Назгул хмуро глядел на земли, проносящиеся под брюхом чудовища.
Итилиен... А ведь он был здесь, когда ещё не был назгулом. Кажется, в то время наместником-правителем был Белегорн... Хотя кто знает? С тех пор прошла не одна сотня лет.
Сотня лет мучений. Уж лучше бы Саурон убил его и передал кольцо другому! Ведь Тёмный Властелин чувствовал, что этот голубоглазый назгул не так прост, как кажется. "Я буду служить Тебе и никогда не отрекусь от Тебя,"- повторял он клятву, но в ясных очах его горело что-то, что очень насторожило Саурона. Позднее он замечал, что этот огонь в глазах улайри пылает всё сильнее, однако, наступили смутные времена, и Саурону стало не до выражения глаз своих слуг. Саурон забыл. Но кольценосец - никогда.
"Я сам виноват в том, что взял кольцо, - думал назгул. - Я знал, что передо мной моя судьба. Саурон шептал: "Тебя ждёт величие и слава. Ты будешь властелином властелинов. Просто протяни руку и возьми кольцо. Возьми свою судьбу." И я колебался мгновение, а потом поверил. Сдался. Взял. Попал в ловушку.
Я никогда не желал чьей-либо смерти. А теперь... Кажется, что Саурону известно об этом и он нарочно посылает на самые кровавые дела либо меня, либо Ангмарца.
Но что я могу сделать? Тёмный Властелин знает, что я боюсь и ненавижу его. Но знает также, что я не смею ослушаться его приказа..."
М и н а с - Т и р и т.
Солнце уже сияло в вышине бледного неба. Чёрный Всадник парил так высоко, что даже зоркому эльфу было нелегко заметить мрачную крылатую тень.
Он летел неспеша. Громадные крылья тяжело рассекали упругий воздух, ветер теребил плащ назгула.
Далеко внизу сверкал Белый Город. Жители казались муравьями, спешно копошащимися среди домоы, ползая по светлым мостовым и обеспокоенно скапливаясь вокруг Цитадели.
Ясные глаза назгула отчётливо видели людей, их тревожно всхрапывающих лошадей, трепещущие знамёна.
Ах! Дух войны чувствовался в Минас-Тирите. Назгул улыбнулся, вспомнив то счастливое время, когда он точно также, ещё не будучи в оковах Тьмы, взволнованно бегал по крепости, готовясь и предчувствуя близкое сражение.
И душа в то время наполнялась и тревогой, и азартом, и жаждой битвы, и отчаянием. Вокруг носились такие же облачённые в кольчуги воины. Скрипели повозки, увозившие женщин, детей и стариков. Кони ржали и трясли гривами, позвякивая сбруей. Точились клинки, ковались щиты...
Незабываемое время!
Которое кануло в прошлое.
Которое уже не вернуть.
Минас-Тирит всё шевелился, будто большой белоснежный кусок сахара, облепленный муравьями.
Назгул, не отрываясь, смотрел на великолепный Город. Город, который он любил раньше всем сердцем, и любовь к которому он сберёг в скрытом навек от Саурона уголке своей души.
Минас-Тирит...
Город, который должен быть разрушен при помощи Девяти. Да, он тоже должен приложить руку к гибели Белого Города...
"О, гордые башни! Крылатый венец! - тихо пропел назгул. Его голос был похож на угрожающее шипение змеи, готовящейся к броску, а слов было совсем не разобрать. - Священный престол золотой!"
"О, Гондор, Гондор! Ужель навек твой светоч померк, увял?" - голос назгула становился всё громче. Крылатый монстр недоуменно повернул уродливую морду, фыркнул и отвернулся.
"О, Гондор, Гондор, мой светлый край!" - шипение взвилось на самую высокую ноту...
... и назгул повторил строку, ударив по тишине земель резким, пронзительным, злобным воплем, раскатившимся по окрестностям.
На самом деле в голосе его звучала любовь к Городу и скорбь, но из искажённого Злом горла вырвался лишь хриплый крик - жестокий и яростный.
Небесно-лазоревые глаза кольценосца разглядели у бойницы восточного бастиона два фигуры. Одна - широкоплечий воин, а другая - совсем маленткая - непонятное существо, что-то увлечённо поедающее из деревянной тарелки.
...- Что это? - тревожно спроил Берегонд.
- Это гибель, - дрожа отвечал Пиппин. - Это - тень рока. Чёрный Всадник, получивший крылья.
- И правда, тень рока, - поёжился Берегонд. - Боюсь, что Минас-Тирит падёт...
"Скоро Город наполнится смертью и болью, - думал назгул, продолжая свой мрачный полёт. - Однако, не будет их боль столько великой, как моя - накопившаяся за столетия и не утихающая, как вечное пламя..."